Простая история

Вечерами Валерка горестно перебирал незатейливые свои деревенские снасти.

Были тут разномерные, десяток раз точившиеся крючки, поплавки-пробки, волос, надерганный саморучно из конского хвоста и предназначавшийся на поводки, ссученная из суровых ниток и вощеная леска. Еще кое-что перекатывалось и погремливало в картонной коробке - грузильца, отлитые в ложке, дробинки, гайки... Много разностей было в заветной картонке. Только к чему теперь это богатство, исправно служившее ему на понятной, как букварь речке да на тишайших заводях-старицах?

Валерка совал коробку под шкаф, вздыхал, не глядя - привык уже - дотягивался до костылей и выбирался на крыльцо: неподалеку, в конце короткой улицы, шумело море.

Его сюда мать привезла, сам бы он ни за какие калачи не поехал, но она с докторами сговорилась, видно, что только климат теплого моря и сможет поставить его на ноги. Упирался он, да куда там, если все против одного!

Валерка моря не понял. Величина воды ошеломила его: в такой безбрежности разве рыбу возьмешь? Однажды он наковырял все-таки червей в сдобренной черноземом клумбе приморского парка, побродил возле воды, соленой и странно-цветной, потом вернулся и вытряхнул банку над той же клумбой: "Живите, кому вы в море-то нужны?"

С нетерпением поджидал Валерка первых дней учебы на новом месте, и опять неудача: в его классе никто не рыбалил. Летом - пожалуйста, а в осень и зиму желающих и понимающих не находилось. Летом, оказывается, они ловили окуньков и карасиков, зеленух и песчаных бычков - что на крючок попадет.

Очень быстро узналось от одноклассников, что морской окунь, как и озерный, полосат, а карась точно также сплющен с боков. Узналось, что иные виды зеленушек набирают вес до полукилограмма и таких называют по-евпаторийски лапинами. Что ловят в основном рыбу на рыбу: добыл окунька или ставридку - порежь мелко на наживку и продолжай удить.

Его наперебой просвещали, не пряча секретов, только успевай запоминать! А главное, уразумел он, наконец, и поверил в то, что, хотя море и большое, рыба в нем кормится все-таки из-под берега. Как в озере, как в речке.

Однако, по-прежнему, стоило Валерке заикнуться об осенней рыбалке, мальчишки теряли к разговору всякий интерес.

- Пошли уж лучше дроздов бить! - предлагали они.

То были первые послевоенные зимы, и в Евпаторию они приходили столь же голодными, как и повсюду. Дрозды осенью скучали, зобастые от жира, и их сшибали из рогаток в приморском парке. Взрослые бранились, конечно, но не до крайностей, признавая все-таки за пацанами мужское право на выживаемость: бульоны из осенних дроздов получались не хуже куриных.

Понадобилось время, чтобы сообразил Валерка, отчего его новые друзья оставались равнодушными к зимнему морю.

Они любили его и знали теплым и только теплым. В пору летних каникул их дома не видели, они убегали к воде с рассветом и возвращались в сумерки. Вся голопузая летняя их жизнь проходила на берегу, который становился продолжением двора, и в зарослях дикой маслины, в песчаных дюнах, постоянно наступавших с ветрами на аллеи парка, кипели военные игры. И кипели забавы на воде... По холодало море - и интерес к нему обрывался резко, сразу. Почему так происходило? Причиной тому была не столько невзрачная одежонка, продуваемая ветрами, сколько постоянная тоска по теплу и уюту после передряг войны и эвакуации, после потерь едва ли не в каждой семье. Коченеющее море они не воспринимали и не стремились его полюбить.

Но всякий день слышал Валерка с крыльца либо рокот его, штормового и студеного, либо его тишину. И всякий день выбегал после школы, - если можно назвать бегом скок на костылях, - на окаем песчаного пляжа, едва успев забросить портфель на веранду. И он дождался, углядел, наконец, на пляже настоящих рыболовов.

Отец и сын, рослые и крепкие, показалось ему, мужики шли вдоль припая - уже ледком схватилась береговая излучина. Шли и выбирали донки... На песке леска не путалась, кольцами свиваясь возле ног. Да какая там леска: те же самые навощенные нитки, что сберегались в его картонке.

Широко стояли донки, метров через двадцать. Начала их были еле обозначены по берегу холмиками песка, иначе трудно определить исход лески - никаких палочек не воткнуто, никаких там сторожков...

Позже разобрался он и в этом. Курортники, прогуливающиеся но зимнему пляжу, не преминули бы схватиться за леску, ущупайся она хоть рукой, хоть ногой, стали бы без толку и смысла вытягивать ее из воды. Этой дурашливости отдыхающей публики не уставал Валерка удивляться и потом в юности, и в годы зрелые.

Маскируя донку, постарается рыболов угрузить дощечку, с которой леска сброшена, в песок там, где волна берег облизывает - подальше, сколь хватит вытянутой руки. Поди найди ее! Для себя же отметка сделана - либо кучкой песка, либо камушком, по-особому отложенным.

Так и действовали отец с сыном, за которыми он подвигался впритирку. Они его не гнали, а Валерка помалкивал, соблюдая известное меж рыболовами правило: не выспрашивай с ходу ничего и сам не лезь под руку со скорым рассказом о том, как где-то когда-то что-то ловил: скоро-говорливому интерес истает тотчас, дело проверенное. А смотреть - смотри, коль глаза на месте.

Первое быстро раскрылось: наживкой служила присоленная нарезанная хамса; блесткие дольки насаживались на крючки сквозь спинную хребтинку - для прочности. Иначе - слетит наживка, когда с возможной силой, точно пращу, раскручиваешь леску перед забросом.

Когда запас хамсиных долек таял, младший быстренько нарезывал их ножницами, проржавевшими от соли; из хамсинки получалось две-три дольки, а если попадался случайный темноспинный анчоус, то и все пять.

Наконец увидел он и рыбу. И позабыл закрыть рот.

Нечто плоское, величиной с комнатный тапок и зеленовато-серое выползло из воды, шустро молотя плоским же хвостом по песку и показывая молочно-белую брюшинку; улов был тут же спроважен в сумку, и старшой сказал:

- С почином, Леха!..

Пройдет время, Валерка познакомится с Лехой поближе, и они с ним измерят в паре не один десяток километров евпаторийских пляжей; он станет таким же завзятым глосятником, ибо рыба, выхваченная на его глазах из моря, звалась, как выяснилось, глосиком, а науке была известна под именем камбалы-глоссы. Но это будет потом.

А на следующий день он втолкнулся шумно дыша на свою веранду и из обоих карманов пальтишка вытащил, осклизаясь пальцами, по глосику; они тотчас застучали хвостами по кухонному столу и принялись переворачиваться через головы.

Мать смотрела на его иззябшие губы, на диковинный улов и не знала, что подумать, с чего начать: отругать, отогреть? Он поспешил опередить ее:

- Это не всё: закидушки покамест в воде, я их припрятал. Чаю выпью - и назад...

Она подумала, взглянув на него внимательнее: "Как быстро начал расти!" - и отступилась.

В сумерках Валерка вывернул из карманов еще пару глосей.

Было в доме немного растительного масла, и они поужинали так, как давно уже не ужинали. И мать, касаясь его плеча, шутила:

- Кормилец мой свежемороженый, теперь уж не пропадем?

- Теперь как пропасть? - с полным ртом соглашался Валерка. - Дело известное, рыбацкое, сытые будем...

Всю зиму Валерка ловил глосиков, пока держалась на базаре хамса. Потом еще одну зиму и еще. И еще тридцать зим потом.

С курортного пляжа им с Лехой пришлось со своими закидушками скоро убраться под натиском курортной полны: люди начали жить лучше, богаче, интереснее, и многим уже не составляло затруднений махнуть к морю на пару-тройку деньков не в отпускное, а в любое время года - хоть поездом, хоть самолетом. Толпа не берегу густела от зимы к зиме, и они смотали удочки.

Они ушли сначала на ближнюю окраину города, а затем и на дальнюю, на глухой берег сольпрома. От конечной трамвайной остановки по шесть-восемь километров отмеривали они теперь по воскресеньям в рассветных сумерках вдоль излучины Каламитского залива, постепенно увеличивая длину переходов и не слишком сожалея об этом. Левую щеку примораживает ветерком с раздольной степи, правую щекочет теплым дыханием моря, сколь бы студеным оно ни было. На полураспашку грудь, рукавиц нету и не надо, мичманка с круто глядящим вниз перешитым собственными руками козырьком прикрывает брови, не давая им заиндеветь...

Конечно, не по шоссе их путь, а у самой волны, по трамбованной ею песчаной ленте; нужно только уметь увернуться от белошипучей пены, что норовит нахлестнуть на ботинки. Малый шторм лову не помеха, нет. Иной раз выкинет море донку назад вместе с мочалкой водорослей, петлями безнадежно запутанной лески и... глосиками. Самый слабый клев в погоду спокойную, с осветленной до прозрачности стекла водой. Пустые тогда хлопоты. Ловить рыбу в мутной воде - прямо про глосика сказано.

Будет к концу дня, как ни старайся, жвакать в ботинках и по верху их выступит снежное кружево соли; не согнешь к вечеру красных, клещами повисших кистей, будут ныть поясница и плечи - намахался, умаялся, - но шебуршит в походном чемоданчике, перелицованном из посылочного ящика, желанный улов, и гаснет усталость - пусть впереди и такие долгие теперь километры возвратного пути до трамвая...

Жизнь идет. И проходит.

И повторяется.

Сын Валерия Георгиевича, когда не слишком озабочен футболом, уже умеет довольно быстро поймать глосика и разделать его на кухне всего лишь одним надрезом; а поскольку чешуи нет, на этом вся чистка рыбы и заканчивается.

- Смотри! - радуется сын. - Какая хорошая: ни шипов, ни пуговиц в ней не водится, а та же самая камбала. Вкуснятинка!

Отчего-то Валерка-отец радуется ответно не сразу, а на минуту задумывается.

Ему немножко обидно за хорошую и по-доброму беззубую рыбу, которая, знает он, заслуживает иных похвальных слов. Но об этом известно ему одному, только ему. Это он, мельтеша однажды по берегу, проверяя закидушки, поленился поднять выпавший из-под локтя костыль; это он вскорости намеренно закопал в песок и другой...

Как и всем нам, удается ему в счастливое мгновенье сквозь напласт зим увидеть себя вновь за партой, увидеть себя мальчиком.

Заглядывая в класс, скребет по стеклу обмерзлая ветка акации. В ее порывистом зове понимающему нетрудно прочесть силу ветра, направление его и степень сегодняшней доброты ко всякому, кого ждет море. "Ветер, - записывает мальчик в тетрадке по географии, - северо-западный, умеренный, рыбный..."

Звонок. Пора!

Мать успевает посетовать вдогонку:

- Валер, а задание на дом!

- Ладно! - откликается он наторопях. - Ладно, мама, доделаю ночью, неужели не понимаешь?..

Ночью, когда рыба спит, приходит время домашних заданий, которым нет и не видно конца.